Илья Щербаков, сотрудник, аспирант факультета политологии МГУ имени М.В.Ломоносова
Фаза активного военного противоборства Ирана и Израиля, начавшаяся в июне 2025 года, стала точкой бифуркации для внешней политикиотдельных государств Большого Ближнего Востока. Для одних стран данное противоборство трансформировало привычные подходы к выстраиванию отношений с другими странами региона, для других – еще одной «площадкой» для приложения собственного политико-дипломатического опыта, накопленного к текущему моменту времени. К таковым странам следует причислять Турецкую Республику и её роль в препятствовании дальнейшему военному развёртыванию конфликта между Ираном и Израилем.
Исторически, современное ирано-израильское противостояние восходит к периоду прихода ко власти в Исламской Республике Иран шиитского духовенства во главе с аятоллой Рухолла Хомейни в 1979 году. До этого момента в эпоху существования светского режима шаха Мохаммеда Реза ПехлевиИзраиль и Иран рассматривали друг друга в логике союзничества и долгосрочного сотрудничества. И хотя Израиль продолжал снабжение иранской армии в период ирано-иракской войны 1980-1988 годов (военные поставки и обучение персонала), тем не менее в целом необходимо утверждать, что характер отношений Ирана и Израиля после 1979 года стал носить конфликтогенный статус, являясь частью не только противостояния крайних идеологий (шиитский революционный исламизм vs радикальный сионизм), но и составным элементом общего арабо-израильского конфликта с использованием, в частности, иранских прокси-сил («ось сопротивления» / «шиитский полумесяц»).
Роль Турции в протекающем ирано-израильском противостоянии следует анализировать в большей степени в терминах «уточняющего» геополитического фактора, чем системного геополитического влияния. В чем проявляется эта «факторность»? Во-первых, в активности политического руководства Турции (и лично Р.Т. Эрдогана) в продвижении повестки мирного урегулирования конфликта на первых стадиях развёртывания его военной фазы. Данная позиция стала одним из базовых положений внешней политики Турции на глобальном уровне при Р.Т. Эрдогане. Во-вторых, в разработке дальнейших планов в контексте возникновения возможных непрогнозируемых последствий ирано-израильского противостояния. Одним из таких последствий являются слухи относительно перекрытия иранской стороной Ормузского пролива. На данную морскую транспортную артерию приходится порядка 25% мировых поставок сжиженного природного газа (СПГ) из стран Персидского Залива (почти весь объём производства СПГ Катара). Турция, как страна, напрямую зависящая от импорта энергоносителей из стран Залива (в особенности, Ирана и Катара), заинтересована в сохранении стабильных мировых цен на газ, а также бесперебойности его поставок.В этом смысле определённое важное значение приобретает строительство катарско-турецкий проекта газопровода «Путь развития», который может частично компенсировать возможные выпадающие газовые поставки в случае блокировки Ормузского пролива в случае успешного строительства и его последующего ввода в эксплуатацию.
Как итог, турецкий фактор текущего военного противостояния Ирана и Израиля основывается на купировании возможных кратко- и долгосрочных последствий, которых последний может принести турецкой стороне в области внешней торговли. В то же время данное противостояние является еще одним конфликтным узлом, на базе которого современные турецкие политики продвигают повестку полицентричного миропорядка, основанного на солидарности международного сообщества и дипломатии как фундаментальном средстве разрешении всех мировых конфликтов.
